ГЧ [Генератор чудес] - Юрий Долгушин

— А это нам сейчас скажет начальство, — так же мрачно сказал Федор.

Действительно, за директорским столом, по-видимому, закончилась какая-то дискуссия, Храпов встал, постучал толстым карандашом по стакану, потом по графину, потом опять по стакану… Все заняли свои места.

Поднялся Поликарпов, секретарь парткома.

— Мы выслушали доклады, — сказал он. — Теперь полагаются прения. А зачем собственно они нужны? Насчет этого… Витковского — все ясно, с ним дело иметь бесполезно. Есть предложения. Первое. Записать в резолюции: «техническое совещание рекомендует строить новую сушилку по проекту инженера Тунгусова». (Возгласы: «Правильно!» Единодушные аплодисменты)…

Поднялся Храпов:

— Товарищи, если кто сомневается в правильности нашей рекомендации, прошу высказаться.

Никто не взял слова.

— Так, — заключил секретарь, — значит будем добиваться. Второе: не обращая внимания на отказ Витковского, направить в главк официальное требование на лампы. Одновременно хорошо бы товарищам Храпову и Вольскому составить докладную записку и обратиться лично к начальнику главка, объяснить, рассказать о Витковском… Если это не поможет…

— Не поможет, — тихо сказал Николай, и Храпов сразу ткнул карандашом в его сторону. Он встал.

— Что бы мы ни предпринимали в главке — успеха не будет. Там Витковский. Начальник главка будет советоваться с ним, а он теперь не постесняется в средствах, чтобы нам насолить. Я знаю, как это делается. Могу сказать заранее: он организует научную консультацию, которая начисто отвергнет наш проект. Таким образом, с него будут взятки гладки, и черное дело это он сделает чужими руками. А начальник главка при таком положении, конечно, ответственности на себя не возьмет. И спокойно откажет нам. Надо действовать иначе, извне…

Николай говорил спокойно, в своей обычной оригинальной манере — произносить каждое слово до конца, не торопясь, ничего в нем не съедая, не повышая голоса, — как будто беседовал с друзьями за чаем.

И, как он сам, следя за мыслью Поликарпова, не удержался, и с места заявил: «не поможет», так теперь Анна, давно представившая себе самый простой по ее мнению путь, непроизвольно сказала:

— А почему бы нам…

Николай не закончил своей мысли, но услышав Анну, замолк, посмотрел на нее, кивнул ободряюще, как бы прося ее досказать за него то, что им обоим уже было ясно. Анна почувствовала это доверие и немного смутилась — вдруг ошибется!

— Никто как будто не сомневается, — сказала она, — что наш проект важен для многих отраслей промышленности. Значит надо обратиться к наркому, он-то уж сумеет оценить эту инициативу, Только нужно с ним встретиться и поговорить, рассказать о наших затруднениях с лампами, о Витковском…

— Ну вот и правильно, — одобрительно кивнув в ее сторону, сказал Николай и сел одновременно с нею.

— Верно! Конечно, к наркому! — загудели голоса. «Музыканты» за директорским столом переглянулись.

— Как, осилим, Тимофей Павлович? — спросил Вольский, подмаргивая директору. Он уже ощущал спортивный интерес к этому плану. Главным артистом высокого искусства брать, обходить различные административные бастионы и заставы был, конечно, Храпов. Он был психолог. Самых твердокаменных секретарш-церберов он приручал, превращал в единомышленников запросто. План кампании стал созревать у него уже через несколько секунд после предложения Анны. Он уже видел себя сидящим в большом кожаном кресле в кабинете наркома…

— А что ж… — улыбаясь, ответил он Вольскому.

На этом и порешили.

Делегацию к наркому составили из трех человек: директора, главного инженера и Тунгусова.

Неизвестно, какими хитроумными путями они добились своего, но уже на четвертый день после технического совещания был назначен прием. Успеху этому удивлялись сами секретари: встречи с деятелями своего-то ведомства едва втискивались в плотно упакованные на две недели вперед рабочие дни наркома, а тут — «музыканты», и — нате вам! Правда, обнаруживались все признаки того, что нарком заинтересовался проблемой, изложенной в письме, где мотивировалась просьба о приеме. Но ведь у каждого, кто идет к наркому — проблема. Надо уметь написать письмо. Надо уметь добиться, чтобы оно было прочтено немедленно…

В три часа они сидели в приемной.

Большая группа посетителей вышла из кабинета и удалилась в молчании. Секретарь исчез за дверью, тотчас вышел и сказал:

— Пожалуйста, товарищи.

Николай волновался. Это было своеобразное волнение, какого он еще не знал. Судьба дела не играла тут решающей роли. Было другое — как бы трепетное прикосновение к истории. Вот сейчас он, Николай Тунгусов, встретится с этим большим человеком, старым революционером, крупным организатором, создателем, а теперь руководителем советской промышленности, в руках которого были судьбы многих дел, событий, людей. Какой же волей должен обладать человек, взявший на себя такую ответственность! Ведь многое решает он сам, один. Вот к нему приходят люди со своими разнообразными «вопросами». Приходят за решением, потому что сами не могут его найти, спорят между собой, борются… Кто-то неправ. Кто этот неправый? Кто может решиться принести сюда свою неправду — личную или ведомственную, невежественную или корыстную?..

Теперь Николай осознал свой трепет, как ответственность за правду перед наркомом. Его нельзя обманывать, даже неумышленно. Он мгновенно окинул мыслью, будто с большой высоты, свой проект, свои лампы. Нет… все в порядке. Все — чисто.

Еще шаг, и… Николай уже видел мысленно монументальную фигуру наркома, сошедшую с праздничных плакатов — статичных, как бы созданных раз и навсегда — дорисованную воображением: высокий рост, суровые, холодные черты, строгий тон высокого начальника…

Он вошел последним.

Из-за огромного письменного стола поднялся небольшой пожилой человек, приветливо пожал руки гостям. Храпов представился сам, представил своих спутников.

— Присаживайтесь, друзья.

«Вот он какой!» — думал Николай, наблюдая, как внимательно нарком расспрашивает, слушает директора. Сразу ушло волнение, стало легко. Перед ним был простой и заботливый хозяин, которому дорого все, что может принести пользу его огромному, сложному делу.

Храпов и Вольский коротко ввели наркома в курс событий. Тунгусов изложил суть своего предложения. Нарком долго рассматривал, взвешивал на руках небольшие брусочки сырого и высушенного дерева, разложенные на столе Николаем, расспросил его о принципе высокочастотной сушки, о конструкции генератора…

Потом, взглянув на Тунгусова, он просто сказал: